Дмитрий Быков: «Маяковский идеален для сильных, но затравленных»

…После импичмента экс-президент Бразилии Дилма Русефф выступила — понятно, на португальском — перед своими сподвижниками. Мы бы этой речи не заметили, если б не яркая и горькая цитата из стихотворения Маяковского «Ну, что ж!» 1927 года: «Нам не с чего радоваться, но нечего грустить. Бурна вода истории». Неужто у них своих поэтов нет, раз первое лицо апеллирует к нашему гению футуризма? Спросили об этом, что логично, у Дмитрия Быкова — автора великолепного жизнеописания Владимира Владимировича, недавно увидевшего свет.
Дмитрий Быков: «Маяковский идеален для сильных, но затравленных» фото: Геннадий Черкасов Дмитрий Быков:
— Нет, ну Маяковский традиционно очень популярен в Латинский Америке, — говорит Быков, — существует настоящий культ его, сопоставимый отчасти с культом Че Гевары. Я в этом много раз убеждался; и происходит это, в основном, благодаря Пабло Неруде, который знал Лилю Брик, сам переводил частично Маяковского на испанский, посвящал ему стихи… Вообще вся революционная поэзия (а континент латиноамериканский, как вы понимаете, сугубо революционный) не может не отсылаться к опыту Маяковского.
— А что касается конкретной цитаты про бурные воды истории?..
— Маяковский в принципе очень удобен для ораторства: очень риторически убедителен. Он вообще, по преимуществу, риторический поэт. И, конечно, то, что президент, уходя в отставку, читает Маяковского, — это лучшее применение для его текстов. Потому что Маяковский — это сочетание беспомощности и силы. И, если угодно, силы и поражения. Он пишет для людей мощных по природе, харизматических и… попавших в ситуацию травли. Для них он — идеальный поставщик цитат. «Какими Голиафами я зачат — такой большой и такой ненужный?» или «Любовная лодка разбилась о быт, С тобой мы в расчете, И не к чему перечень взаимных болей, бед и обид». И так далее.
— То есть на своих она (президент) не смогла бы опереться?
— У них свои есть, конечно. Но поэтов такой мощи и такого трагического накала, конечно, мало. Видите ли, латиноамериканская поэзия, в каком-то смысле, гораздо более традиционна, культуроцентрична. Там есть великие поэты, например, Габриэла Мистраль, — кто ж будет ставить это под сомнение? Тот же Неруда. Но все же они по отношению к русскому авангарду несколько вторичны и не так темпераментны. Мне не хотелось бы их принижать, потому что, скажем, Гильен на Кубе — поэт, сопоставимый с Маяковским, как минимум. И, кроме того, за счет эмигрантов из Испании латиноамериканская поэзия довольно здорово поднялась. Леон Фелипе (один из классиков XX века) ведь тоже уехал, а Ахматова говорила, что она ему завидует. Так или иначе, франкизм довольно многие пересиживали в Мексике, в Аргентине…
— Но до такого масштаба как Маяковский не поднялся никто?
— Никто. Отдаленно можно сравнить его с Рафаэлем Альберти… отдаленно. Поэтому Дилма Русефф сделала правильный выбор. Уходя.

В Петербурге открыли памятник Сергею Довлатову

В выходные в Петербурге отмечали «День Д» — городской праздник, посвященный 75-летию Сергея Довлатова. По этому поводу на улице Рубинштейна, 23 открыли бронзовый памятник писателю. На торжественное открытие из Нью-Йорка прибыли вдова писателя Елена и дочь Екатерина.
В Петербурге открыли памятник Сергею Довлатову фото: Анастасия Семенович
Автор скульптуры Вячеслав Бухаев подчеркнул, что он несколько лет добивался реализации этого проекта, и только сейчас, благодаря поддержке городских властей, его удалось реализовать. Историк Лев Лурье заметил, что памятник Довлатову — это «ответ города мосту Кадырова».
Несколько раз менялось время и место установки памятника — изначально его планировали поставить во дворе дома 23, где жил писатель, затем оставили на углу с домом 25, около бара «Цветочки». По этому поводу даже заново отштукатурили стену соседнего дома.
Создатели скульптуры отмечают, что для ее установки пришлось нарушить соответствующий закон о памятниках, по которому ставить монументы можно не раньше, чем через 30 лет после смерти писателя. Довлатов же умер 26 лет назад.

Сергей Лукьяненко раскрыл подробности новых романов

Несколько дней назад началась Книжная ярмарка, где фантаст Сергей Лукьяненко представил новый роман. За день до презентации книги писатель пришел в «МК» рассказать про мистическое произведение и, конечно, ответить на вопросы читателей.
Сергей Лукьяненко раскрыл подробности новых романов фото: Олег Фочкин
— Сергей, чего ждать от романа?
— Книга для меня странная, поскольку я редко пишу в жанре постапокалипсиса и вообще отношусь к этому с большим скепсисом. Когда смотришь фильм с вымазанными краской актерами, которые изображают мертвецов, это скорее смешно, чем страшно. Но с этой книгой ситуация сложилась неожиданная: меня попросили придумать историю для телесериала. Идея у меня возникла — новый подход к старой, практически детской теме. А с телесериалом пока не сложилось, но, надеюсь, рано или поздно экранизация будет, поскольку книга вышла очень кинематографичной.
— Планируете написать так называемый серьезный роман на социальную тему?
— Я думаю, что в жанре фантастики можно создать серьезный роман. Я бы назвал серьезными некоторые свои книги. Форма фантастического романа мне ближе, интереснее и, как показывает опыт, привлекает гораздо больше читателей. Лучшая книга — это та, которую читают.
— После выхода «Дозоров» многие обратили внимание, что актеры, участвовавшие в проекте, погибают при разных обстоятельствах. Как вы относитесь к участи «второго Булгакова»?
— С момента выхода первого фильма прошло уже 12 лет. Разумеется, за это время кого-то из актеров унес возраст, кого-то — болезни, кого-то — несчастные случаи. Я думаю, что если взять любой фильм, даже самый невинный, детский, не мистический, то за 12 лет часть актеров уйдет из жизни. Это просто жизнь, как это ни печально.
— Вы довольны экранизациями «Ночного…» и «Дневного дозоров»?
— Доволен, хотя, конечно же, мечтал увидеть свои книги экранизированными более близко к тексту. Но экранизация — это всегда неизбежный компромисс между содержанием книги, возможностями режиссера и его личными творческими амбициями. Современное кино — это очень сложный, дорогой, зависящий от многих людей процесс. Желания автора тут стоят на последнем месте. Если, конечно, у автора не завалялось в кармане 10–20 миллионов долларов.
— К кому из так называемых каст серии «Дозоров» вы себя причисляете? К Светлым, Темным или Инквизиции?
— Я очень надеюсь, что был бы Светлым. Деление между Светлыми и Темными — это деление не между добром и злом, а между альтруистами и эгоистами. Но вот я скорее был бы альтруистом, что вовсе не значит, что не натворил бы каких-то бед.
— Какие впечатления у вас остались от работы с Тимуром Бекмамбетовым? Есть ли планы на дальнейшее сотрудничество?
— Впечатления остались самые положительные. Надеюсь, что и у него тоже. Тимур — потрясающе креативный, удивительно энергичный и целеустремленный человек. После «Дозоров» я участвовал в нескольких его проектах — к сожалению, это были проекты, не дошедшие до реализации. Но если Тимур однажды мне предложит над чем-то поработать, я всегда буду готов.
— Какие у вас творческие планы?
— Сейчас у меня два романа в работе. Один написан на 2/3, он не цикловой, точно останется одиночкой, продолжений у него не будет. А второй — это продолжение моей новой книги. В нем сойдутся все линии.
— Какое будущее видите для своего сына? Видите в нем творческое начало?
— У меня два сына и дочь. Я совершенно не собираюсь настаивать на том или ином пути для них. Думаю, что человек должен сам выбирать свою дорогу. Мы с женой по мере сил пытаемся дать возможность детям попробовать себя в разных областях, найти то, что им действительно интересно. Старший сын — шахматист, но это вряд ли будет его профессией. Младший сын играет на флейте, на самом деле очень способный. Но превратится ли это в его профессию — тоже не уверен. Пусть решают сами. А творческое начало я в них вижу — главное, чтобы они его реализовывали, чем бы ни занимались.