Особая роль концепции ошибки в австрийской экономической теории по сравнению с неоклассической обычно оставляется без внимания. Для австрийцев «чистая» предпринимательская ошибка совершается тогда, когда на рынкеостаются необнаруженные предпринимателями возможности получить прибыль. Именно существование такого типаошибки лежит в основе «чистой предпринимательской прибыли», извлекаемой тем, кто ее обнаруживает и устраняет.Для неоклассических авторов, напротив, подлинно предпринимательских ошибок, о которых впоследствии приходится сожалеть, просто не существует. Причина в том, чтонеоклассики обосновывают все прошлые решения в терминах гипотетического анализа затрат и результатов, осуществляемого в рамках математической модели максимизациис учетом ограничений. Поэтому в неоклассическом миренет места для чисто предпринимательской прибыли, а когда ее все-таки упоминают, то подразумевают просто платуза услуги рядовых факторов производства или доход, вознаграждающий за принятие риска.

В рамках австрийской экономической теории движущей силой является предпринимательство (которому посвященабольшая часть следующей главы), — концепция, демонстративно отсутствующая в неоклассической теории. Предпринимательство — это характерная особенность реального мира, вечно пребывающего в состоянии неравновесия,а потому не может играть какой-либо роли в моделях равновесия, занимающих внимание неоклассических авторов. Более того, неоклассические теоретики рассматривают предпринимательство как рядовой фактор производства,размещение которого определяется ожидаемыми выгодамии издержками. Они не осознают того, что при таком подходе к анализу предпринимательства возникает неразрешимоелогическое противоречие: спрос на предпринимательскиересурсы, основанный на ожидаемых издержках и выгодах,предполагает веру в то, что можно сегодня получить некуюинформацию (о возможной величине будущих издержек ивыгод) еще до того, как эта информация будет создана предпринимательскими усилиями. Иными словами, главная, какмы увидим, задача предпринимателя заключается в создании и открытии новой информации, прежде не существовавшей, и пока процесс создания не будет завершен, этойинформации не существует и она не может быть никому известна, а потому не в силах человеческих заранее приниматьнеоклассические решения о размещении ресурсов в соответствии с ожидаемыми издержками и выгодами.
Кроме того, сегодня австрийские экономисты почтиединодушно считают ошибочным представление, согласно которому источником предпринимательской прибылиявляется простое принятие риска. Напротив, риск входитв состав издержек производственного процесса и не имеетникакого отношения к чисто предпринимательской прибыли, которая возникает, когда предприниматель открываетнеизвестную ему прежде возможность получения прибыли

Другим ключевым вопросом для австрийцев является субъективизм. Поскольку для австрийской школы субъективистский подход имеет первостепенное значение, все ее экономические построения основаны на действиях реальных людей, из плоти и крови, которые рассматриваются как творцыи главные действующие лица всех общественных процессов.
Поэтому Мизес утверждает: «Экономическая теория — этоне наука о предметах и осязаемых материальных объектах;это наука о людях, их намерениях и действиях. Блага, товары,богатство и все остальные понятия поведения не являютсяэлементами природы; они — элементы человеческих намерений и поведения. Тому, кто хочет заняться их изучением,не нужно смотреть на внешний мир; он должен искать ихв намерениях действующих людей» (Mises 1996, 89; , 89). Таким образом, очевидно, что, в отличие от большинства неоклассиков, австрийцы полагают: за экономическими ограничениями стоят не объективные явления илиматериальные факторы внешнего мира (скажем, величина нефтяных запасов), а знания предпринимателей (открытие карбюратора, способного вдвое увеличить коэффициентполезного действия двигателя внутреннего сгорания, будетиметь такой же экономический эффект, что и удвоение разведанных запасов нефти). Вот почему австрийцы рассматривают производство не как нечто внешнее, природное иматериальное, а, напротив, как явление интеллектуальноеи духовное (, 134).