За последние годы мы привыкли к тому, что ограничений в Интернете и СМИ становится все больше. Изначально они были введены для защиты детей от вредной для них информации, при этом сильнее всего оберегающий детей закон повлиял на незаметную широкой публике сферу — детские книги. Появление возрастной маркировки — 6+, 12+, 16+ — радикально изменило отношение издательств к текстам. Теперь авторы, пишущие для подростков, должны быть очень аккуратны: стоит им чуть не вписаться в требования закона, и книгу отправят на взрослую полку магазина, где юный читатель ее просто не найдет, а само издательство из-за этого понесет убытки.
На условиях анонимности мы поговорили с редактором отдела детской литературы одного из российских издательств и узнали, куда из детективов для детей исчезли окурки и почему героиням нельзя ходить в мокрых майках.
Как цензура изменила детские книги: «Целовать можно, но без подробностей» фото: Наталия Губернаторова
— Недавно я хотел купить в подарок «Карлсона», открыл и удивился: Карлсон больше не курит, хотя я точно помню, что раньше в тексте это было. Оказалось, что подобные поправки появились в последнее время во многих текстах. С чем это связано?
— Случай с «Карлсоном» скорее исключение из правила: переводную классическую литературу обычно не трогают. А вот в отечественных книгах последних десятилетий такие изменения уже давно стали нормой. Все это происходит ради детских возрастных цензов — 6+ или 12+. Вредные привычки, драки, ругань, даже объятия сейчас практически табу.
Самый распространенный пример, по крайней мере для жанра детского детектива, — окурок. Очень часто юные сыщики находят такую улику и по ней пытаются вычислить преступника. Они подходят к табачным ларькам, выясняют, кто покупал сигареты… Понятно, что большинство этих детективов были написаны в 90 е годы, и тогда в этом не было ничего ненормального, но сейчас при переиздании возникают сложности.
Ведь если на окурке строится сюжет, его нельзя заменить на фантик от конфеты. В других случаях при переиздании старых книг мы принимаем меры: меняем шампанское на выпускном на минералку и газировку.
— Это сюжеты 90 х. Но что делать, если у нас есть классический текст — «Бронзовая птица» или «Кортик», к примеру. Его тоже нужно будет исправлять?
— Как раз эти два текста уже можно считать классикой. Их пока не переиздавали, но если придется, то обойдемся без изменений. Это все-таки книги, которые известны многим. А вот из вещей, написанных недавно, сигареты и пиво сейчас будут безжалостно вырезаны.
— Но как тогда быть с окурком, на котором строится сюжет?
— Скорее всего, его сохранят, но при этом несколько раз постараемся вставить фразу о том, что курить вредно, «я не курю и не собираюсь». То есть добавим осуждение, которое по закону для текстов с аудиторией 12+ обязательно. Впрочем, еще хорошо, когда курение и алкоголь связаны с «плохими» персонажами — это часть их отрицательного образа. Гораздо хуже, когда…
— Шерлок Холмс?
— Да, как раз о том и речь. По примеру Холмса многие положительные персонажи, например, какой-нибудь папа главного героя, тоже курят трубку. И дети в книге раньше могли тоже поиграть с трубкой, походить, не куря ее. Теперь — все: в это и играть нельзя, об этом упоминать нельзя, и лучше бы папе даже не курить и не пить пива на даче.
— То есть ни намеком?
— Конечно. Не надо, просто не надо. Тем более уж всякие вещи типа наркотиков, которые вызывают у редактора откровенную панику. Ведь во многих детективах, написанных в 90 е, сюжет построен вокруг наркотиков, а эта тема табуирована еще больше, чем сигареты. Понятно, что иногда от нее совсем избавиться нельзя, но в таком случае мы убираем не то что намеки на какие-то подробности, но и сами названия наркотиков.
— Тут понятно, но как быть с очевидной классикой, где «запретное» вынесено даже в заголовок — например, «Городок в табакерке» Одоевского?
— Все зависит от фанатизма редактора. В целом, поскольку это классика-классика уже как два столетия, табакерку цензуре не подвергнут. А вот если сегодня кто-то из авторов пришлет подобный текст, тут уже все ясно: табакерки просто не будет. Какая табакерка, какие сигареты, какое пиво, какие наркотики? Только минералка! Всё!
Я однажды долго обсуждала с автором очень колоритную героиню, старую актрису. Она, несомненно, персонаж положительный и, тоже несомненно, курит, это часть ее образа. Автор никак не шел нам навстречу. Говорил, что не может отнять у старой женщины сигарету, что это последняя радость в ее жизни. В общем, тяжело нам было.
В конце концов вредную привычку мы бабушке оставили, но вычеркнули большую часть сцен, где она курила. Заодно заставили ее рассказывать внукам: «Вы ни в коем случае так не делайте. Я старая, мне уже все равно, но вы так не поступайте».
— С сигаретами все понятно. А алкоголь? Я прекрасно помню, как в 90 е годы у нас выходили английские детские детективы, где дети пили сидр.
— Мы заменим его на лимонад.
— Даже если это переводной текст?
— Да. Я даже опасаюсь, что замену на лимонад мы можем произвести без согласования с автором, если это не ключевая деталь. Или вовсе опустим: между одним и другим произволом грань тонка. Иначе книга не впишется в установленную законом возрастную аудиторию. Тут нужно еще иметь в виду, насколько текст хорошо знают.
— И возвращаясь к классике, хоть к тому же «Шерлоку Холмсу». Можно ли все-таки его теперь «официально» читать детям?
— В законе, когда речь идет о возрастной маркировке книг, сразу оговорено, что эти правила не распространяются на классику. Вопрос, что ею признавать. Считается, что классика — это все, что входит в школьную программу, дополнительное чтение в ее рамках, а также «президентские» сто книг.
Тут, конечно, история отдельная. Я их посмотрела и сильно удивилась. Одна из книг в этом списке, написанная во времена СССР, начинается с того, что маленького мальчика приводят в женскую баню, и он видит обнаженные женские тела. Об этом рассказывается в красках. В принципе ничего крамольного, но мы себе не можем позволить такое, это сразу 18+.
Так что на школьную классику правила не распространяются. В противном случае то же пресловутое «Преступление и наказание», где в подробностях описывается убийство старушки, это 18+ сразу.
— Кроме вредных привычек и насилия бывает еще и нецензурная лексика. В СМИ — понятно, есть запретные пять слов, которые все знают, а в книгах?
— То же самое. Мат — и книга сразу становится 18+, а продается в пленке.
— Но ведь есть же пограничные ситуации. Я помню перевод «Братьев Львиное Сердце» Астрид Линдгрен, где положительный герой говорил, что нужно быть отважным, а иначе станешь куском дерьма.
— А вот с бранью тоже есть ограничения. По закону любые ругательства — но не мат — сразу относят книгу к 16+. И мы оказываемся в странной ситуации: необходимо понять, что делать с абсолютно детскими текстами, где нет ни наркотиков, ни насилия, но одна девочка называет другую дурой. Считаем мы, что это не страшно, ставим 12+, или перестраховываемся и решаем не искать неприятностей — тогда 16+. Есть еще один вариант: просить автора — если, конечно, он жив и доступен, — чтобы одна героиня называла другую не «дурой», а «нехорошей глупой девочкой». Ну а дальше, понятно, начинается беседа с писателем о том, как говорят современные дети, отражает ли книга правду жизни и зачем она вообще тогда нужна.
В итоге мы не переиздаем некоторые вещи из-за нежелания авторов что-то менять. У нас есть закон, мы обязаны ему следовать.
Кстати, взрослая литература, за исключением эротической вроде «50 оттенков серого» и иже с ними, будет иметь возрастной ценз 16+, даже криминальные боевики.
На них нет пленки, можно сходить в магазин, посмотреть: горы трупов, расстрелы, но без кровавых подробностей. У современной английской писательницы Жаклин Уилсон есть очень известная книга «Разрисованная мама» — если бы сейчас ее захотели переиздать, то сразу возникла бы масса вопросов, потому что мама там алкоголичка и вообще ведет беспутный образ жизни. А книга движется к мировой классике.
Впрочем, тут уже вопрос о социальной миссии: неблагополучную сторону жизни мы не можем верно отразить, рассказать о том, что такое тоже бывает и как с этим жить. Точнее, не можем рассказать не рискуя. Потому что есть издательства, которые все равно не закрывают для себя социальные темы, пусть и ставят 16+.
— А как, по-вашему, покупатели в книжных на самом деле ориентируются на все эти 6+, 12+, 18+?
— У нас нет способа это понять. Если бы в одном магазине книги продавались с возрастной маркировкой, а в другом — без, то мы могли бы сравнить, но это введено повсеместно. Зачастую возрастной ценз оборачивается неожиданной стороной. Несмотря на то что он всего лишь указывает возраст, с которого книга рекомендована к чтению, и дети, и родители думают, что 6+ означает «для детей шести лет», хотя на самом деле — это от шести и хоть до 156.
И наоборот: если на книге стоит 16+, то в группах издательства, которые мы ведем «ВКонтакте», подростки совершенно серьезно задают вопросы «можно ли читать эту книгу, если мне пока только 15?».
У детей вообще сильно изменилось сознание: они очень отличаются от нас — тех, какими мы были в детстве. «ВКонтакте» всерьез спрашивают, есть ли у книги мораль: важно, чтобы все было разложено по полочкам.
Рубрика: Без рубрики
Премьера восьмой книги о Гарри Поттере прошла в Великобритании. Пьеса под названием «Гарри Поттер и проклятое дитя» скоро появится в столичных книжных магазинах. О чем рассказала Джоан Ролинг, пообещавшая вообще больше не писать про Гарри.
Новая книга о Гарри Поттере расскажет про его детей фото: en.wikipedia.org Джоан Роулинг
Книга британского писателя Джоан Роулинг «Гарри Поттер и проклятое дитя» поступила в продажу в Великобритании. Премьера состоялась в театре Palace в Лондоне. За новым произведением любители «поттерианы» выстроились в огромные очереди.
Восьмая история про Поттера стала пьесой, которая состоит из двух частей. События разворачиваются через 19 лет после «Даров Смерти». Хотя Роулинг изначально собралась написать приквел.
Гарри в новой книге работает в Министерстве магии и воспитывает детей школьного возраста.
Роулинг рассказала и о судьбе других героев потеррианы. Так, Чарли Уизли — второй сын Артура и Молли Уизли — не женился и детей не завел. «Нет, не потому что он гей. Гей — Дамблдор. Я его всегда представляла таким, а Чарли вряд ли», — рассказала сама Роулинг.
А вот его младший брат Перси женился на Одри и у них родились двое детей Моли и Люси.
Чистокровный волшебник Фред Уизли умер в 1997 году. Его брат-близнец Джордж женился на бывшей девушке брата Ангелине.
Младшая из детей Уизли Джинни стала супругой Гарри Поттера и у них родятся Джеймс Сириус (крестными стали Рон и Гермиона), Альбус Северус и Лили Луна. Именно второму сыну Поттера Альбусу пришлось вместе отцом бороться с прошлым. «Когда прошлое и настоящее соединятся, отец и сын узнают неудобную правду: иногда тьма приходит из самых неожиданных мест», — говорится на сайте.
Луна выйдет замуж за внука великого натуралиста Рольфа Скамандера, вдвоем они будут много путешествовать в поисках волшебных животных».
В московских книжных «Гарри Поттер и проклятое дитя» появится уже в первых числах августа. Стоит новая книга будет 1700 рублей.
Во вторник Москва проводила писателя Фазиля Искандера в последний путь. Прервал свой отпуск Мединский, долго общавшийся с родственниками прямо у гроба на сцене ЦДЛ; прилетел Евгений Евтушенко, зачитавший набросок будущего стихотворения на смерть Фазиля; прибыла большая делегация из Абхазии (включая духовных отцов).
Сказать, что народу было много — значит, соврать. С десяти и до полудня прошло человек 350-400. Никакой очереди, толпы, но зачем толпа, когда важно качество тех, кто пришел. К тому же постепенно отмирает сама форма официальных проводов.
На прощании с Искандером Шендерович вспомнил его самую актуальную цитату фото: Наталия Губернаторова Александр Филиппенко на прощании.
…Невероятная духота. При входе в ЦДЛ на Никитской почему-то ОМОН, масса журналистов, охраны. Неброская машина спецслужб с небольшой собачкой. Каждого у дверей встречает похоронный работник в белых перчатках (обкатанная процедура): если ваш букет завернут в полиэтилен, то пленку придется снять, нести только живые цветы.
Журналисты бросаются на каждое медийное лицо, впрочем, лица не отказывают в коротком комментарии, и по их ответам чувствуется, что рейтинг статьи-биографии Искандера в Википедии заметно вырос в последние три дня. Хотя многие говорили от сердца — Степашин, Шендерович, Вишневский, телеведущий Андрей Максимов, писатель Евгений Попов…
— Фазиль — один из самых русских писателей, тот случай, когда национальность не имеет никакого значения; почитайте хотя бы две вещи, — заметил Сергей Степашин, обращаясь к журналистам, — «Сандро из Чегема» и «Кролики и удавы». Фазиль вам за это спасибо скажет. Актуально как никогда…
— Искандер из тех, кто постоянно напоминал нам о совести, — горько заметил Андрей Максимов, — будем ли мы теперь о ней вспоминать? Я же помню его трактовку библейской притчи: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему другую». Это притча не о твоем смирении; подставляя вторую, ты пытаешься пробудить в том, кто бьет тебя, чувство совести. Вот что важно.
— Как много в нем глубоких мыслей, в этом великом прозаике, мыслителе, философе, практикующем мудреце, — говорит поэт Владимир Вишневский, — могу цитировать не точно, но как великолепно сказано — «порядочность не предполагает героизма, а просто неучастия в подлости». У нас в стране смешным может быть только правдоподобное, а сам юмор — это «траектория отползания от пропасти»…
— Полвека назад были такие времена, когда все произносили «Фазиль», «Булат», «Бэлла», — и эти слова не требовали расшифровки, — сказал Виктор Шендерович, — Искандер, конечно, огромен, потому что он создал свой мир, свою вселенную, что случается крайне редко даже у хороших писателей. И его стоит перечитывать всем нам, стоит. «Не принимайте коллективную вонь за единство духа», — сколько сильных мыслей, крайне актуальных…
фото: Наталия Губернаторова Евгений Евтушенко читает стихи на смерть Искандера.
К двенадцати все собираются в зале. Очень душно, кондиционеры не работают. Посреди ставится микрофон для писательской панихиды. Прощается министр Мединский, затем артист Александр Филиппенко, правозащитница Алла Гербер. Потихонечку на сцену поднимается — сам, без сторонней помощи! — Евгений Евтушенко. Пусть и в траурной, но модной (не изменяет себе ни в чем) фиолетовой рубашке с узорами и навыпуск. Садится за стульчик среди родственников и погружается минут на десять в процесс… с виду могло показаться, что он готовит себе речь. Ничего подобного. Он записывал строфы, которые только что пришли ему на ум.
— Вы простите, — обращается к залу, — их еще надо будет дорабатывать… Я знал Фазиля с 1947 года. Нас соединила любовь к поэзии; у нас был один наставник — поэт Слуцкий, фронтовик. Он учил нас совести, чести, слову.
Мы с Фазилем оба были театралами, сейчас трудно представить, что Искандер когда-то был невероятно влюблен в оперетту; ведь мы через нее видели мир — Вену, Париж, восторгались такими актерами как Ярон, отбивали ладоши до боли.